• 12 Neglinnaya Street, Moscow, 107016 Russia
  • 8 800 300-30-00
  • www.cbr.ru
What do you want to find?

Заявление Председателя Банка России Эльвиры Набиуллиной по итогам заседания Совета директоров Банка России 13 сентября 2024 года

13 September 2024
Speech

Добрый день! Сегодня мы приняли решение повысить ключевую ставку до 19% годовых.

В последние месяцы денежно-кредитные условия продолжали ужесточаться под влиянием наших решений. Рост кредитования несколько замедлился, прежде всего за счет розничного сегмента. Однако инфляционное давление не ослабевает. Устойчивая инфляция остается выше той, которая требуется для возвращения к цели в следующем году. Сегодняшнее решение усилит импульс к снижению инфляции со стороны денежно-кредитной политики. Мы допускаем, что потребуется дальнейшее повышение ключевой ставки на ближайшем заседании.

Перейду к аргументам сегодняшнего решения.

Первое. Инфляция.

Ценовое давление остается высоким за счет как устойчивых, так и волатильных компонентов. Большинство показателей устойчивой инфляции продолжает находиться в коридоре 6,0–8,0%. Это неприемлемо высокие уровни.

Среди волатильных компонентов выделяются плодоовощи, которые этим летом дешевели слабее обычного. Кроме того, в конце лета и в начале сентября быстрее дорожали некоторые важные для населения товары-маркеры. Например, бензин и молочная продукция. Это может дополнительно подпитывать инфляционные ожидания.

С учетом последних данных мы полагаем, что июльский прогноз по инфляции в 6,5–7,0%, вероятно, будет превышен. Уточним его на опорном заседании в октябре.

Жесткие денежно-кредитные условия работают на замедление инфляции. Наши решения привели к охлаждению розничного и той части корпоративного кредита, которая в меньшей степени завязана на государственный спрос. Мы уверены, что инфляция будет замедляться, но набранной к настоящему моменту жесткости денежно-кредитной политики недостаточно для возвращения к цели в следующем году. В чем наши опасения?

Во-первых, они связаны с инфляционными ожиданиями. У населения они растут четвертый месяц подряд. Ценовые ожидания бизнеса также увеличились, причем наиболее заметно — в розничной торговле. Профессиональные аналитики в нашем опросе сдвинули сроки достижения цели по инфляции на 2026 год. Этот рост инфляционных ожиданий затрудняет формирование дезинфляционного тренда.

Во-вторых, мы продолжаем считать, что экономический рост не сбалансирован. То есть динамика спроса не соответствует возможностям предложения товаров и услуг. На это прежде всего указывает повышенная инфляция.

Поэтому рассмотрим подробнее ситуацию в экономике: что ограничивает предложение и что разогревает спрос.

Со стороны предложения ключевым ограничением для наращивания производства остается рынок труда. Безработица в очередной раз обновила исторический минимум. По опросным данным, доля предприятий, испытывающих нехватку персонала, оставалась высокой. Хотя мы и наблюдаем некоторое замедление роста заработных плат в последние месяцы, этот рост продолжает опережать увеличение производительности труда. Замедление в зарплатах не говорит о том, что дефицит уменьшился, поскольку расходы компаний на персонал растут, пусть и в других формах. По данным наших территориальных учреждений, предприятия все чаще привлекают сотрудников из других регионов, оплачивая им жилье и транспорт. Кроме того, многие компании расширяют социальные пакеты.

Предложение товаров и услуг на внутреннем рынке ограничивали и проблемы с логистикой и трансграничными расчетами из-за санкций. Помимо этого, на фоне слабого внешнего спроса нефтяные компании снизили добычу в соответствии с договоренностями ОПЕК+.

Теперь ­о ситуации с внутренним спросом. Рост потребительской и инвестиционной активности хоть и замедлился, но в целом остается высоким.

В сентябре индикатор текущих оценок бизнес-климата впервые в этом году ушел в отрицательную область. Это один из признаков замедления экономической активности. Но важно отметить, что ожидания в этом опросе указывают на сохранение высокого уровня оптимизма у предприятий. То есть, возможно, компании рассматривают текущее охлаждение спроса как временное.

Ключевой вопрос в том, чем вызвано замедление экономического роста: в большей степени охлаждением спроса или шоками предложения? Если подтвердится, что в основном это шоки предложения, причем имеющие длительный характер, то денежно-кредитные условия должны быть более жесткими. Нам придется дополнительно подстраивать спрос под ограниченные возможности предложения товаров и услуг.

Денежно-кредитные условия с прошлого заседания продолжали ужесточаться.

Финансовый рынок отреагировал на июльский пересмотр траектории ключевой ставки. Ставки ОФЗ на короткие сроки выросли больше, чем на средние, а на длинные — и вовсе снизились. Это говорит о том, что долгосрочные инфляционные ожидания участников рынка уменьшились.

Кредитный рынок также отреагировал на наше предыдущее решение. При этом замедление кредита проявилось прежде всего в розничном сегменте. Наряду с ключевой ставкой, на него повлияли и другие факторы: в частности, изменение условий льготных ипотечных программ и ужесточение макропруденциальной политики. Корпоративное кредитование пока продолжает расти высокими темпами. В результате в июле — августе рост общего кредитного портфеля существенно не изменился.

Неравномерность динамики по сегментам кредитования — это нормально. Мы не ждем от ключевой ставки одинакового влияния на все части рынка. Важно, что для снижения инфляции нужны более умеренные темпы кредита в целом.

Перейду к внешним условиям.

Рост мировой экономики замедляется, что в основном соответствует нашему прогнозу. Это происходит прежде всего за счет промышленности, тогда как сектор услуг чувствует себя увереннее. В целом структура глобального спроса становится менее энергоемкой. Это может ограничивать спрос на наши экспортные товары.

Текущее снижение цен на нефть связано как со структурой роста мировой экономики, так и с ожиданиями ее дальнейшего замедления. Для России эти тенденции на рынке нефти являются проинфляционными.

Снижение цен на основные российские товары привело к некоторому сокращению экспорта в июле и августе. Поскольку импорт при этом сохранился на прежнем уровне, сальдо внешней торговли в целом уменьшилось. Проблемы с трансграничными расчетами у импортеров сохраняются, что, вероятно, наряду с ключевой ставкой, сдерживает темпы роста импорта в условиях высокого внутреннего спроса.

Далее остановлюсь на рисках для базового прогноза.

Главным внутренним риском является исчерпание доступных производственных мощностей и рабочей силы. В такой ситуации любое дополнительное стимулирование спроса будет приводить исключительно к росту цен без роста производства.

Кроме того, сохраняются риски со стороны инфляционных ожиданий, которые могут надолго закрепиться на высоком уровне.

Наконец, среди проинфляционных рисков остается возможное усиление геополитического давления. Также более сильное замедление крупнейших экономик мира может привести к падению спроса на сырьевые товары, что в свою очередь окажет давление на российский экспорт и через него — на рубль.

Важным фактором при принятии решений является бюджетная политика. Изменение структуры и объема расходов и доходов, дефицит и скорость нормализации бюджетной политики оказывают сильное влияние на спрос и, следовательно, на наши решения. Мы учтем конфигурацию трехлетнего бюджета при обновлении прогноза в октябре.

На прогнозном горизонте могут также сработать и дезинфляционные факторы. Прежде всего ­более быстрое охлаждение спроса или бо́льшее увеличение потенциала экономики и производительности труда.

В заключение — о будущей траектории ключевой ставки.

Мы считаем необходимым вернуть инфляцию к 4% в следующем году. Для этого мы готовы сохранять денежно-кредитные условия жесткими столько, сколько потребуется. Мы также готовы продолжить повышение ключевой ставки.

Почему так важно вернуться к 4%, а не смириться с 6–8%? Во-первых, для того, чтобы гарантированно защитить сбережения и доходы граждан от обесценения. Во-вторых, только при низкой инфляции будут доступны долгосрочные кредиты. При высокой инфляции такие кредиты, включая ипотеку, будут дорогими для большинства заемщиков, так как в цену таких кредитов включается инфляционная составляющая. В-третьих, когда инфляция значительно выше, чем в странах — торговых партнерах, рубль постоянно ослабляется. В-четвертых, высокая инфляция означает бо́льшую волатильность цен. Чем выше инфляция, тем сложнее ей управлять. Если мы согласимся с темпами роста цен в 6,0–8,0%, то риски перехода инфляции в двузначную область значительно возрастут. Тогда вернуть ее под контроль будет гораздо сложнее и дороже для общества. Поэтому Банк России будет делать все возможное для того, чтобы снизить инфляцию до 4% в следующем году. 

Спасибо за внимание!

Сессия вопросов и ответов

ВОПРОС (агентство ТАСС):

У меня несколько вопросов. Первый — по поводу вариантов, которые рассматривались сегодня. Рассматривалось ли сохранение ставки?

И второй — по поводу нового макропрогноза Минэкономразвития. Там более оптимистичный прогноз по росту ВВП на 2025–2027 год, чем у вас сейчас. Насколько достижимы их показатели на ваш взгляд?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

На заседании мы рассматривали три варианта: сохранение ставки, повышение ставки до 19% и повышение ставки до 20%. Но предметно рассматривали шаг повышения от 19 до 20%, особенно после выхода статистики по инфляции в августе. В общем, предметно обсуждали шаг повышения ставки.

Что касается прогноза. Действительно, у нас различаются базовые прогнозы. Мы принимаем решение исходя из нашего базового прогноза. Но надо сказать, что прогноз Минэкономразвития более близок к сценарию, который мы называем дезинфляционным. Если вы посмотрите на Основные направления денежно-кредитной политики, там есть четыре сценария, вот сценарий Минэкономразвития похож на наш дезинфляционный сценарий. Да, определенная вероятность такого сценария есть. Но мы считаем более правильным денежно-кредитную политику выстраивать на более консервативных предпосылках.

ВОПРОС (проект Bitkogan):

Сейчас видно, что высокая ключевая ставка пока не приводит к значительным проблемам для российской экономики. Но не опасается ли Банк России, что продолжительное время с высокими ключевыми ставками приведет к накопительному негативному эффекту и резкому росту банкротств? И в частности, не опасается ли Банк России дефолтов по флоатерам?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы в постоянном режиме анализируем влияние нашей денежно-кредитной политики на финансовую стабильность, на самочувствие, скажем так, заемщиков. И надо сказать, что мы не видим рисков устойчивости для большинства заемщиков. Но, конечно, всегда есть заемщики с высокой долговой нагрузкой, уже накопленной, и для них повышение процентной ставки, если еще это кредиты по плавающей ставке, то это для них может быть значимой проблемой. Но все-таки большинство заемщиков находится в достаточно устойчивом положении. Тем более за последние годы финансовый результат компаний реального сектора экономики позволил сформировать им подушку безопасности.

Качество кредитов нефинансовым организациям, корпорациям сейчас хорошее. Доля NPL составляет где-то около 5%, она достаточно стабильная.

Что касается рисков, связанных с кредитами по плавающей ставке. Действительно, доля таких кредитов выросла в корпоративном портфеле. И многие компании активно брали кредиты по плавающей ставке, ожидая скорого снижения нашей ставки, рассчитывая, что нужно какое-то небольшое время переждать, потом ставка будет низкая. Банки выдавали такие кредиты, перекладывая процентный риск на заемщика. Но все-таки многие банки управляют своим процентным риском, не только перекладывая его на заемщиков, но и оценивая, что в неблагоприятном случае эти процентные риски могут превратиться в кредитные риски, связанные с обслуживанием кредита. И поэтому мы тоже внимательно смотрим за этим, но пока, на наш взгляд, каких-то очень тревожных сигналов нет. Потому что, действительно, и кредиты хорошо обслуживаются, есть подушка безопасности, и банки в общем-то управляют этими рисками.

ВОПРОС (проект InvestFuture):

С весны этого года российский фондовый рынок потерял 25%. Беспокоит ли это Банк России, учитывая, что обычно фондовый рынок считается индикатором экономических настроений, и падение во многом связано с жесткостью ДКП? Многие на рынке также связывают снижение с закрытием лазейки по переводу активов за контур, которое произошло 24 августа. Как Банк России оценивает давление на рынок этого фактора? Как долго оно может продлиться?

И второй вопрос. Президент России недавно заявил, что в первую очередь с инфляцией необходимо бороться повышением предложения товаров и услуг. У нас кредитование было высоким, но предложение из-за проблем с платежами оставалось низким. Какова сейчас доля проблем с предложением, если смотреть в контексте инфляции? Что больше влияет на рост цен: высокий спрос или низкое предложение?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается фондового рынка, рынка акций. На движение рынка акций, на наш взгляд, одновременно оказывали влияние сразу несколько факторов. И что касается того фактора, который вы упомянули, — закрытие лазеек для попыток обойти антисанкционное регулирование, перевести ценные бумаги из-за рубежа — по нашей оценке, он оказал незначительное влияние на траекторию фондового рынка. Большее влияние оказали другие факторы. В том числе и ужесточение денежно-кредитной политики. Выросла привлекательность других финансовых инструментов, и в том числе инструментов денежного рынка. Кроме того, мы видим, что инвесторы корректируют свои ожидания по будущим финансовым результатам компаний. Это тоже следствие нескольких причин. Это и следствие ужесточения денежно-кредитной политики, и оценка влияния налоговых изменений, и конъюнктура на внешних рынках. И также влияние могла оказать и переоценка акций в связи с решениями по дивидендам. Поэтому здесь несколько факторов сошлись, и мы рассчитываем, что в целом рынок акций будет развиваться достаточно стабильно.

Что касается второго вопроса. Это действительно ключевой вопрос. Я бы на этом как раз и остановилась: с чем связано замедление экономики, это больше факторы со стороны спроса или факторы со стороны предложения? Действительно, на инфляцию влияет баланс спроса и предложения. Мы как Центральный банк имеем инструментарий влиять на спрос. Мы считаем, что сказались ограничения на стороне предложения. Это не только проблемы с расчетами, но и проблема исчерпания физических ресурсов, прежде всего рабочей силы. И для нас важно в будущем оценивать, в какой пропорции влияют факторы со стороны спроса и со стороны предложения.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Наверное, стоит добавить, что, конечно, производственные возможности экономики растут. И они продолжают расти и сейчас, в условиях жесткой ДКП, поскольку инвестиции возросли с конца 2021 года очень значительно. Если сравнивать с IV кварталом 2021 года, то в первом полугодии этого года уровень инвестиций (инвестиций в основной капитал или валового накопления основного капитала, можно разные показатели использовать) вырос на 25% (на четверть по сравнению с IV кварталом 2021 года). И это, конечно же, будет иметь накопительный эффект на рост производительности труда, большую эффективность бизнес-процессов. Поэтому потенциал экономики в следующем году продолжит расти достаточно существенными темпами.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Это действительно важное дополнение, что, кроме ограничений на стороне предложения, есть и факторы, которые ведут к увеличению потенциала экономики, повышению возможностей, связанных с производительностью труда.

ВОПРОС (РИА Новости):

На сколько по итогам 2024 года могут упасть выдачи по ипотеке? И как долго будет выгоднее хранить деньги на депозитах в банках, а не вкладывать их в ипотеку? И какой это эффект в будущем окажет на экономику?

И второй вопрос: как можно решить проблему с трансграничными платежами в Китай? Вы сегодня уже упомянули, что такая проблема есть. Как вы видите решение этой проблемы?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы считаем, что завершение безадресной, массовой льготной программы приведет к более сбалансированным темпам роста ипотеки и не будет приводить к такому росту цен на жилье. По нашему прогнозу, ипотечные кредиты в 2024 году увеличатся на 7–12%. Это по тому прогнозу, который мы делали в июле. В октябре мы можем его уточнить. На наш взгляд, после пересмотра параметров адресных программ льготная ипотека сейчас тоже увеличивается в объемах. Но пока делать выводы о долгосрочных тенденциях тяжело, потому что были эти изменения в параметрах. Можно будет, как мы раньше говорили, сделать такие выводы осенью. Мы будем мониторить эту ситуацию.

Что касается трансграничных платежей, то, действительно, в последние месяцы происходит усложнение ситуации с трансграничными платежами. Это ведет к увеличению транзакционных издержек компаний. При прочих равных это проинфляционный фактор, мы его учитываем. Но какие меры принимаются, как и раньше я говорила, мы не комментируем.

ВОПРОС (проект LawAndFinance):

Как Центральный банк объясняет одновременное замедление роста ВВП в II квартале 2024 года и ускорение инфляции в тот же период? И второй вопрос: вы упомянули, что считаете необходимым вернуться к инфляции в 4% в следующем году. Но насколько это реально и какая ставка для этого потребуется?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается одновременного замедления ВВП и ускорения инфляции, действительно, это та тема, которую мы сейчас анализируем. Это говорит о том, какие факторы стоят за замедлением экономики. Если бы замедление экономики было только из-за факторов спроса, то мы видели бы снижение инфляции. Поэтому, на наш взгляд, точно есть факторы на стороне предложения. Но нам нужно будет оценить, каково их соотношение, какова их роль в замедлении экономики — факторов спроса и факторов предложения.

Что касается цели по инфляции 4%, мы считаем, что это достижимо в следующем году. И мы проводим политику, чтобы этого достичь. Что касается того, какая ставка для этого будет нужна, мы уточним траекторию ключевой ставки, когда будем обновлять прогноз в октябре. Мы дадим обновленный прогноз траектории ключевой ставки, которая необходима в базовом сценарии для возвращения инфляции к 4%.

ВОПРОС (агентство «Рейтер»):

Вы сказали, что обновите траекторию в октябре, а допускаете ли вы сейчас, что ставка может быть и более 20%? Возможно, когда вы увидите параметры бюджета.

Второй вопрос: почему вы все-таки не повысили лимит по юаневым свопам, как просили банки? Они публично об этом заявляли.

И третий вопрос связан с тем, что сейчас в списке системообразующих банков остаются две европейские «дочки» иностранных банков. Как вы считаете, могут ли они оттуда исчезнуть при очередном пересмотре списка системообразующих банков? И в целом как вы видите их судьбу в дальнейшем в России?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается ставки, мы готовы принимать решения по уровню ставки такие, которые требуются для того, чтобы инфляция вернулась к цели — к 4%. И мы допускаем возможность повышения ставки на следующем заседании. К этому времени, надеемся, появятся уже параметры бюджета на трехлетку, и мы учтем это при принятии решения.

Что касается юаневых свопов. Мы видим, что в последние месяцы из-за тех проблем, которые происходили на валютном рынке, на юаневом, банки стали активно использовать своп Банка России в качестве инструмента фондирования и регулирования открытой валютной позиции. И мы видим, что наши операции стали проводиться практически на постоянной основе. Но цель нашего инструмента «своп» — это страховка для сглаживания волатильности. Это не есть инструмент фондирования. Поэтому дальше увеличивать предложения свопов для того, чтобы выполнять несвойственную функцию, мы не считаем важным. И поэтому, кстати, для того чтобы своп с Центральным банком стал выполнять именно роль страховки, мы приняли решение и повысили юаневую ставку по нему до SHIBOR + 12 процентных пунктов. Отмечу, что по рублям остается прежняя ставка: это ключевая минус 1 процентный пункт. И также мы намерены постепенно сокращать лимит данного инструмента. В долгосрочном плане мы считаем, что необходимо продолжить политику по девалютизации балансов банков. Почему, кстати, такая ситуация произошла. Потому что в последнее время банки наращивали кредиты в юанях. А компании предпочитали брать кредиты в валюте, понимая, что ставки по рублевым кредитам достаточно высокие. Этот процесс уже приостановился в последнее время, мы за этим смотрим, но очень важна как раз дальнейшая девалютизация балансов банков, и при необходимости мы задействуем инструменты макропруденциальных надбавок по валютным кредитам.

Теперь что касается системно значимых банков. Мы список регулярно пересматриваем, делаем это осенью. Сейчас было бы преждевременно комментировать, какие могут быть изменения в этом списке.

ВОПРОС (агентство «Интерфакс»):

МВФ заявил, что готов возобновить консультации с экономическими властями РФ, которых не было с 2022 года. Готов ли ЦБ в этих консультациях участвовать, готовы ли вы к очному визиту МВФ? И правильно ли мы понимаем, что ваш советник, Ксения Валентиновна Юдаева, покинет этот пост для того, чтобы стать исполнительным директором от РФ в МВФ?

Еще один вопрос. Европейский центральный банк давит на банки, у которых есть «дочки» в России, стимулирует их активнее сокращать бизнес в нашей стране. И некоторые клиенты жалуются на сложности с обслуживанием, на такой избирательный подход, в том числе по проведению трансграничных расчетов. Отмечаете ли вы этот избирательный подход? Как к этому относитесь? И ЦБ как регулятор готов как-то советовать «дочкам» иностранных банков более лояльно относиться или, например, не так активно сворачивать бизнес в России?

Еще один вопрос. Исходя из вашего консервативного прогноза по экономике на следующий год, можно ли сказать, что вы допускаете переохлаждение экономики в следующем году?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается консультаций с МВФ, да, мы собираемся проводить такие консультации. Это, если не сказать рутинная, постоянная практика для всех членов МВФ. Напомню, что МВФ объединяет 190 стран. Поэтому да, такие консультации планируются. Что касается исполнительного директора МВФ от России, то кандидатуру на эту должность выдвигает Правительство. Она согласована с Банком России, но здесь все последующие решения должны быть исполнены.

Теперь второй вопрос. Что касается деятельности российских «дочек» иностранных банков. Да, действительно, мы видим давление. Мы считаем, что та сегрегация, которая предлагается, она недопустима. «Дочки» европейских и других иностранных банков в Российской Федерации созданы по российским законам, работают в российском правовом поле. И исполнение ими требований ЕЦБ и следование санкциям иностранных государств противоречит российскому правопорядку и дискриминирует их клиентов. В связи с этим мы недавно направили «дочкам» европейских банков в России предписания, которые запрещают отказывать в проведении переводов в иностранных валютах или создавать технические препятствия для таких переводов на основании подходов, не соответствующих российскому закону. И мы также запретили этим банкам передавать материнским организациям или другим участникам иностранной банковской группы информацию о клиентах банков, включая персональные данные, для формирования каких-либо перечней или белых списков. Исключение составляет только информация, без которой невозможно провести платеж.

Что касается рисков переохлаждения. Пока у нас состояние перегрева. И конечно, нужно определенное охлаждение. Охлаждение — это действительно более сбалансированные темпы роста. Для того чтобы избежать так называемого переохлаждения или рисков рецессии, нужно своевременно принимать меры по снижению перегрева, который есть, и ни в коем случае не допускать увеличения этого перегрева. Это, наверное, основной рецепт.

ВОПРОС (интернет-издание «РБК Кавказ»):

В условиях дефицита кадров и конкуренции за человеческий ресурс предприятия южного региона продолжают повышать зарплаты работникам. Может ли наступить момент, когда предприятиям станет невыгодно повышать зарплаты и рост остановится? Насколько этот показатель разгоняет инфляцию и как вы относитесь к тому, чтобы в Россию массово приезжали специалисты из-за рубежа?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Действительно, важнейший вопрос — состояние рынка труда. Надо сказать, что некоторые предприятия уже сталкиваются с ситуацией, когда им достаточно дорого повышать заработную плату, и они более активно вкладываются в автоматизацию производства, повышение производительности труда. Мы видим, что такие инвестиции есть, они есть во многих отраслях, на многих предприятиях. Но в масштабах страны эти эффекты будут проявляться постепенно, так как инвестиционный цикл растянут во времени, и рост производительности труда не может быть скачкообразным. Но такие тенденции мы видим. Спрос на рабочие руки тем не менее останется все равно, на наш взгляд, высоким. И для того чтобы рост зарплат не приводил к усилению инфляции, важно, чтобы он был соразмерен росту производительности труда. В той мере, в которой рост производительности труда продолжится — а мы видим, что инвестиции, которые растут, направлены на повышение производительности труда, — реальные зарплаты будут продолжать возрастать.

Что касается расширения предложения на рынке труда за счет зарубежных специалистов, то да, это может снизить напряженность на рынке труда. Но здесь очень важно учитывать квалификации, которые должны соответствовать потребностям российского рынка труда.

ВОПРОС («Российская газета»):

Если можно, уточните, пожалуйста, насколько радикально вы можете в октябре пересмотреть прогноз по инфляции вверх? Это будет 7,3%, как у Минэка, или больше?

И второй вопрос про курс. Раньше влияние решения ЦБ по ключевой ставке на курс рубля было заметным, но сейчас кажется, что все зависит от торгового баланса и санкций. Скажите, пожалуйста, видите ли вы по-прежнему значимое влияние решения по ставке на курс рубля?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается пересмотра прогноза по инфляции, я сейчас не буду называть цифры, потому что мы прогноз пересмотрим в октябре. Но с большой вероятностью он будет выше верхней границы того прогноза, который мы давали в июле. Напомню: мы давали 6,5–7%.

Что касается влияния решения по ключевой ставке на курс. Действительно, раньше это влияние было заметно почти мгновенно из-за высокой роли трансграничного движения капитала, достаточно большой доли нерезидентов на рынке, в том числе ОФЗ. Сейчас это влияние есть, но оно более растянуто во времени. То есть наши решения по ключевой ставке прежде всего влияют на рублевый спрос на импорт. И через это могут влиять на курс рубля через торговый баланс, но это растянуто во времени.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Действительно, поскольку мы пересматриваем прогноз полностью, нельзя пересмотреть прогноз только одной переменной. Но для того чтобы прогноз по инфляции не был повышен выше текущего диапазона, требуется, чтобы в сентябре и октябре мы увидели очень значительное замедление текущих темпов роста цен по сравнению с тем, что наблюдалось в июле — августе. Причем в устойчивых компонентах.

ВОПРОС (издание РБК):

Аналитики Банка России в своем бюллетене «О чем говорят тренды» отметили, что в ближайшее время могут появиться предпосылки, которые свидетельствуют об охлаждении экономики и о более устойчивом росте. Вы поддерживаете эту мысль? Что вообще должно произойти, чтобы укрепить веру Банка России в то, что охлаждение экономики началось? И по каким индикаторам, по каким их значениям вы следите за перегревом, за охлаждением?

И второе. Тоже будет несколько вопросов, они касаются одной темы — это валютные свопы в юанях. Правильно ли мы понимаем из вашего решения, из вашего комментария, что Банк России не будет оказывать какую-то дополнительную поддержку в решении проблемы с дефицитом юаневой ликвидности, о которой банкиры говорили? И может ли ваше решение по свопам как-то сгладить спред, который у нас наблюдается между курсом юань/рубль и юань/доллар?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается признаков или свидетельств будущего охлаждения экономики. Мы смотрим на широкий круг показателей, на потребительскую активность, инвестиционную активность. С точки зрения потребительской активности, кроме доходов, важное влияние оказывает и потребительское, розничное кредитование. Но я еще раз подчеркну: для нас важны темпы роста кредита в целом, совокупного кредита в экономике, и корпоративного, и потребительского, потому что общий кредит входит в денежные агрегаты. Есть некоторые предпосылки, что такое замедление будет происходить. По мере получения данных будем принимать решение в октябре.

Что касается дефицита юаня. Я бы хотела особо подчеркнуть, что дефицита платежной ликвидности в юанях нет и не было. С точки зрения закрытия потребности для осуществления платежей в юанях вопросов не было. В основном это были проблемы, связанные с регулированием открытой валютной позиции. И поэтому мы считаем, что открытая валютная позиция, еще раз повторю, должна закрываться не свопом с Центральным банком.

Что касается спредов. Действительно, спреды были высокими в определенные дни. Но мы видим, что спред между кросс-курсами в последние дни сильно снизился и сейчас менее 1%, будем смотреть за этим дальше.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Надо четко проводить границу между ликвидностью и фондированием. Ликвидность — это про способность банка сегодня осуществить платеж в той валюте, в которой клиент просит его провести. Если с платежами в юанях есть сложности, то не с тем, чтобы эти юани отправить, а с тем, чтобы их на той стороне приняли. А фондирование — это история другая. Про структуру баланса, про соотношение депозитов в данной валюте и кредитов, выданных в данной валюте. И вот здесь уже мяч на стороне банков, чтобы их кредитная активность соответствовала их возможностям по привлечению пассивов в иностранных валютах.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Забыла ответить про индикаторы перегрева. То, что называется в обиходе перегревом, — это, по сути дела, разрыв выпуска. Насколько темпы роста ВВП выше потенциальных. Основной индикатор перегрева — инфляция, устойчивое инфляционное давление.

ВОПРОС (Financial One):

Продолжая тему прогноза ВВП на 2025 год. Она многих заинтересовала, потому что сильное расхождение в прогнозе Банка России и Минэка. Естественно, сразу подхватывают эстафету аналитики, которые начинают это трактовать, как они обычно это трактуют: кто не согласен с политикой Центрального банка, они говорят, что Правительство изо всех сил старается, чтобы экономика росла, а Банк России повышает ключевую ставку и не дает экономике расти. Естественно, мы таких комментариев достаточно много увидим и в будущем. Что можно на это сказать?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

На наш взгляд, устойчивый экономический рост невозможен в условиях высокой инфляции. Поэтому снижение инфляции до целевых уровней — это одна из ключевых мер для того, чтобы у нас были устойчивые темпы экономического роста. Я это еще раз повторю. Только в этих условиях у нас будут доступными длинные кредиты, которые нужны для инвестиций. И мы как раз принимаем решения о повышении ключевой ставки для того, чтобы все усилия не ушли в свисток. Чтобы рос ВВП, а не инфляция. Потому что в той ситуации, в которой мы находимся, когда у нас есть дефицит и рабочей силы, и производственных мощностей, стимулирование спроса может уйти просто в рост инфляции без роста производства. Нам нельзя допустить эту ситуацию.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Прогноз Минэкономразвития исходит из их взгляда на денежно-кредитную политику, который основан на нашей коммуникации. Их прогноз предполагает, что при такой денежно-кредитной политике, которая стабилизирует инфляцию на 4% (в следующем году у них прогноз — 4,5%), экономика сможет продемонстрировать рост 2,5% реального ВВП в следующем году. Для нас это не является базовым сценарием, поскольку мы исходим из более сдержанной оценки того, каким темпом может расти потенциал экономики, исходя из исторического опыта. Мы считаем, что потенциал экономики в следующем году будет расти быстрее, чем он рос в среднем за предыдущие 10 лет, но все-таки не такими темпами, чтобы обеспечить общие темпы роста на уровне 2,5%. Но в нашем дезинфляционном сценарии, собственно говоря, предполагается более щедрая предпосылка по темпам роста потенциала. И там диапазон по росту ВВП — 2–3%. Причем поскольку это создает более быстрое затухание перегрева, то и снижение ключевой ставки там тоже происходит быстрее, чем в базовом сценарии.

ВОПРОС (онлайн-портал «Фонтанка.ру»):

Банк России говорит, что повышение ставки направлено на охлаждение спроса. Через это происходит охлаждение экономики и торможение роста ВВП. С другой стороны, регулятор отрицает негативное воздействие ставки на развитие экономики, несмотря на аномально высокую долю процентных расходов в структуре инвестиций. Почему если высокие ставки по кредитам не мешают экономике развиваться, они же могут ее охлаждать? Как работает этот механизм одновременного сдерживания развития экономики и ненанесения ей вреда?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Во-первых, охладить перегретую экономику или избыточное кредитование — это не нанесение вреда и не сдерживание развития. Это нужно для того, чтобы дать возможность производственным возможностям, предложению товаров и услуг догнать спрос, который убежал вперед. И не дать разогнаться инфляции. И высокие ставки — они как раз предотвращают инфляцию, а не препятствуют устойчивому развитию экономики. И с инвестициями тоже нет противоречия. Напомню, что кредит — это все-таки не главный источник финансирования инвестиций. Основной источник — собственные средства компании. Мы видим, что в последние годы собственные средства компаний, прибыли компаний значительно выросли. Кроме того, есть возможность привлекать средства на рынке капитала, акционерный капитал. Вот этот потенциал у нас просто недоиспользуется. И наверное, это самое главное. И для нас главное — разорвать этот порочный круг. Вы говорите про издержки обслуживания кредитов. Мы эту цифру, по-моему, называли. На наш взгляд, в среднем у компаний издержки на обслуживание кредита — это где-то 5% себестоимости. Понятно, у закредитованных компаний это может быть очень много, но в среднем это 5%. Это не такая большая доля в себестоимости. Гораздо больше доля затрат на сырье, материалы, оплату труда. А рост цен на сырье и материалы зависит от инфляции. И поэтому рост издержек от высокой инфляции для компаний гораздо больше, чем от того, что увеличиваются издержки на обслуживание кредитов.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Надо подчеркнуть, что издержки на обслуживание кредитов возрастают временно. То есть когда инфляция замедлится, то мы процентную ставку будем снижать. И соответственно, этот компонент издержек компаний будет вообще сокращаться. А вот инфляция повышает издержки на материалы, оборудование, фонд оплаты труда навсегда. Необратимо. В этом существенная разница.

И еще один момент. Охлаждение — это про то, чтобы закрылся вот этот разрыв — превышения спроса над производственными возможностями. Но при этом потенциальный ВВП продолжит расти, как я говорил в ответе на прошлый вопрос. На основе тех инвестиций, того роста инвестиций, который уже произошел. Даже если инвестиции дальше нарастать не будут, но поскольку они уже на 25% выше, чем они были 2,5 года назад, то этот текущий уровень инвестиционной активности приведет к более активному росту потенциала, который, собственно говоря, и является единственным источником устойчивого сбалансированного роста.

ВОПРОС (блог Furydrops):

Первый вопрос как раз касается оценки процентных издержек в структуре (себестоимости продаж. — Ред.) компаний. Во-первых, хотелось бы просто уточнить, каким именно образом были получены эти оценки. Это опросный метод или какие-либо другие методы, которые применялись Банком России?

Второй момент: не кажется ли Банку России в данном случае, что здесь скорее намного релевантнее говорить не столько о структуре издержек, сколько о воздействии, например, 1 процентного пункта роста ставки на снижение маржинальности. Потому что в конечном итоге важнее падение рентабельности и, соответственно, потенциальная трансляция в цены. При всем при том понятно, что это не всегда возможно сделать и такую трансляцию осуществить, но мне представляется, что здесь важнее скорее говорить не столько об издержках, сколько о маржинальности. Насколько вы согласны с такой точкой зрения?

И второй вопрос касается динамической несогласованности, которая в перспективе может проглядываться. Если Центральный банк осуществляет повышение ставки, но при этом не может воздействовать на решения Правительства относительно, условно говоря, повышения налогов для того, чтобы купировать имеющиеся на сегодняшний день дефициты со стороны Правительства. Правительство может принимать решение в отношении наращивания госдолга, и на это решение влиять Центральный банк не может. И здесь могут возникнуть проблемы, связанные с вот этим замкнутым порочным циклом, когда рост ставки приводит к росту стоимости госдолга. И это чисто арифметически автоматически начинает раскручиваться в такой вот цикл. И в итоге получается, что Центральный банк — он как будто в долгосрочной перспективе в таких условиях не может воздействовать на инфляцию. Насколько, вы считаете, этот риск существенен для российской экономики в текущий момент времени?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается выводов о 5% издержек на обслуживание долга (в структуре себестоимости продаж. — Ред.), это данные бухгалтерской отчетности компаний, которые сдают свою отчетность в Росстат. И 5% — это даже оценка сверху, потому что фактические данные были чуть меньше. Мы брали данные с 2019 по 2023 год с некоторой дооценкой. Но основной источник — это данные отчетности.

Про маржинальность. Да, действительно, когда у нас снижалась ключевая ставка, была низкая инфляция, производители не снижали цены, несмотря на уменьшение процентных издержек. И тем самым они увеличивали свою маржинальность. И хотя бы за счет этого у них накопился определенный запас маржинальности. Данные о сальдированном финансовом результате это демонстрируют. И последние данные Росстата в общем не дают оснований говорить, что возникли какие-то проблемы с маржинальностью. За первое полугодие этого года прибыль выросла меньше, чем в прошлом году, но составила существенные 14 трлн рублей. Достаточно существенная величина. Поэтому пока здесь мы проблем не видим с маржинальностью.

Что касается второго вопроса. Важный вопрос, очень важный вопрос. Потому что да, можно предположить ситуацию, по сути дела, фискального доминирования, когда ключевая ставка во многом теряет уже свою эффективность. Но, на мой взгляд, мы очень далеки от этой ситуации благодаря тому, что у нас низкий госдолг. И поэтому очень важно уровень госдолга держать в управляемых размерах.

А.Б. ЗАБОТКИН:

Пару слов тоже про маржинальность скажу. Безусловно, вы правы, что степень мотивации конкретной компании, переносить ли дополнительные издержки в цены, зависит от ее маржинальности. Это действительно так. Те компании, которые более эффективны, у которых есть бОльшая маржа в прибыли, они могут абсорбировать дополнительные издержки за счет сокращения этой маржи. А чем это определяется применительно к дополнительным процентным издержкам? Уровнем закредитованности компании, степенью того, какая у них чувствительность к повышению процентных ставок. Соответственно, те компании, у которых высокая маржинальность, которые менее закредитованы, они будут находиться в более конкурентоспособном положении по сравнению с теми, которые менее эффективны и более закредитованы. И в этот период времени, пока проводится жесткая денежно-кредитная политика, они, наверное, перераспределят рынок в свою пользу. Это результат, на самом деле, довольно справедливой конкуренции, на мой взгляд.

По поводу бюджетного доминирования. Основополагающая статья на этот счет — статья Уоллеса и Сарджента 1981 года (Neil Wallace, Thomas J. Sargent. — Ред.). Она прекрасна своей элегантностью. Там основной аргумент изложен на семи страницах. Но тезис там, собственно говоря, очень конструктивный. Первый тезис — это что, действительно, в ситуации бюджетного доминирования в тот момент, когда бюджет исчерпывает свои возможности финансировать бюджетные дефициты через наращивание соотношения госдолга к ВВП, действительно, становится сложнее проводить денежно-кредитную политику. Они предполагают, что такое произойдет. Но в конце своей статьи, последнее предложение, если я правильно помню, звучит примерно таким образом, что ничто в нашем анализе не опровергает способность ДКП контролировать инфляцию на постоянной основе при режиме денежно-кредитной политики, который эффективно поддерживает дисциплину бюджетных властей. То есть при политике центрального банка, которая направлена последовательно на достижение ценовой стабильности, и все экономические агенты, включая правительство, это знают, в этих условиях независимый центральный банк может достигать своей цели по инфляции на бесконечном горизонте времени. Это выводы первой статьи, которая была посвящена этому и написана 40 лет назад.

ВОПРОС (телеканал «Россия 24»):

Насколько эффективно и прозрачно сейчас работает инструмент внебиржевого формирования курса рубля и будете ли вы вносить какие-то коррективы в работу?

И второй вопрос. Насколько сейчас реальна угроза стагфляции?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Действительно, после введения санкций на Мосбиржу на валютном рынке нам пришлось поменять методику определения официального курса, но, понимая озабоченность рынка тем, как сейчас в новых условиях формируется валютный курс, мы опубликовали методологию расчета валютного курса на нашем сайте. На наш взгляд, абсолютно прозрачен этот процесс. И мы используем тот же подход, который мы используем при биржевых торгах. То есть мы определяем курс по реальным сделкам, взвешиваем по объему этих сделок, то есть это средневзвешенный по объему курс. Данные мы берем из банковской отчетности, которая нам доступна, поэтому мы считаем, что эта методика достаточно прозрачная и отражает тот курс, который складывается в реальных обстоятельствах.

Что касается риска стагфляции. Наверное, его боятся все центральные банки, и не только центральные банки, но и правительства. Это когда инфляция растет, а экономический рост, по сути, остановился. И конечно, в ситуации перегрева и дефицита рабочей силы нам очень важно этот сценарий избежать. И поэтому мы принимаем те решения по ключевой ставке, по повышению ключевой ставки, для того чтобы не было предпосылок перейти к этому сценарию.

ВОПРОС (телеканал НТВ):

С июля перестала действовать самая массовая льготная ипотека, ипотечное кредитование замедляется, но жилье достраивается, объекты распроданы, плюс траты на отделку, мебель. Учитывает ли ЦБ сейчас этот льготный ипотечный шлейф? И если учитывает, то как долго, на ваш взгляд, он будет влиять на инфляцию?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Действительно, вы правы, определенная дополнительная инерция спроса, которая связана с получением массовой ипотеки, ранее купленными квартирами, есть, потому что квартиры надо обустраивать, и люди предъявляют спрос на потребительские кредиты. И такой, если хотите, шлейф, как вы его назвали, наверное, будет года полтора, может быть, два с учетом циклов строительства, ремонта.

Но тем не менее от нашей ключевой ставки тоже будет зависеть то, насколько люди будут готовы брать и в каких объемах такие кредиты, потребительские кредиты на ремонт и так далее. В целом все-таки влияние этого спроса на кредиты гораздо меньше, чем было влияние перегретого спроса на ипотеку. Потому что объемы средств, необходимые для ремонта, конечно, гораздо меньше, чем стоимость квартиры.

Второе возможное последствие льготной ипотеки — это влияние на кредит не потребительский, а на корпоративный. Это когда застройщики используют средства по проектному финансированию. То есть от накопленных эскроу-счетов у них появляются средства для проектного финансирования. И по сути дела, в момент предоставления этого проектного финансирования деньги поступают в экономику, влияют на совокупный спрос.

ВОПРОС (газета «Коммерсант»):

Хочется спросить про состояние внешнего сектора. Насколько то, что мы видим по снижению цен на нефть, на другие сырьевые товары, насколько это повлияло и повлияло ли на сегодняшнее решение? С учетом того, что вы указали на проинфляционные риски.

И находимся ли мы все еще в базовом сценарии или это уже некоторый сдвиг в сторону рискового сценария?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы обсуждали это. Мы считаем, что мы находимся пока в рамках базового сценария. Но тем не менее инфляция развивается, конечно, и устойчивый компонент инфляции выше того, что у нас есть в базовом сценарии.

Что касается снижения цен на нефть, насколько это надо будет учитывать в базовом сценарии, мы будем смотреть в октябре, будем анализировать. Безусловно, мы анализируем внешний сектор. Но действительно, это проинфляционный риск для базового сценария, и мы это подчеркнули.

А.Б. ЗАБОТКИН:

В очередной раз подчеркнем, что рисковый сценарий — это такой серьезный стрессовый сценарий. Поэтому сдвигаться туда постепенно, наверное, мир не будет. Это действительно сценарий, аналогичный по своей конфигурации глобальному финансовому кризису 2007–2008 годов. В него мир скатился довольно стремительно, а не постепенно.

ВОПРОС (YouTube-канал «Елаховский»):

Оценка инфляционных ожиданий населения за август показала интересный парадокс. У респондентов без сбережений и инфляционные ожидания, и наблюдаемая инфляция снизились, хотя остаются высокими. А рост был только у тех, кто имеет сбережения. Как в Банке России склонны объяснять это расхождение?

И второй вопрос снова по координации действий между Банком России и Правительством. В базовом прогнозе у ЦБ рост ВВП на 2025 год — 1,5% максимум, у Минэка — безальтернативные 2,5%. С учетом того, что прогноз Минэка ложится в основу параметров бюджета федерального, есть ли у вас с Правительством координация подготовки этих прогнозов? Если есть, то почему такая разница? Если нет, то чем, с вашей точки зрения, экономике может грозить такая рассогласованность? И вообще, если эту тему лирически завершать, чувствуете ли вы поддержку со стороны Правительства в борьбе с инфляцией или на этом поле боя вы скорее одиноки сейчас?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Во-первых, координация или взаимодействие по макроэкономической политике у нас есть. Правительство учитывает те решения и ту денежно-кредитную политику, которую мы проводим. И мы стараемся ясно доносить логику наших действий. Основные направления денежно-кредитной политики обсуждаются на заседаниях Правительства. И мы точно так же учитываем действия Правительства, прежде всего в области бюджетной политики, и другие меры, действующие в том числе на предложение. Потому что меры борьбы с инфляцией затрагивают и меры в части спроса, и меры в части предложения. Мы влияем на спрос. Еще раз повторю: Правительство влияет на предложение и мы это учитываем. Мы видим, что Правительство очень активно занимается вопросами, которые позволяют расшить узкие места, ограничения в области производства товаров и услуг. То есть предпринимает те действия, которые направлены на повышение потенциала экономики. Мы, безусловно, это учитываем.

Что касается разницы прогнозов. Могу напомнить, что такая разница прогнозов была практически всегда, если вы посмотрите на историю. Центральный банк проводит свою денежно-кредитную политику независимо и основывается на своих прогнозных расчетах. Мы этот прогноз обновляем на опорных заседаниях 4 раза в год. У Правительства есть свой цикл обновлений. Мы учитываем предпосылки друг друга.

Мы предпочитаем базировать свою денежно-кредитную политику на более консервативных оценках будущей экономической динамики. Но еще раз повторю (и вот Алексей Борисович тоже об этом не раз говорил): тот сценарий, который Минэкономразвития положило в основу базового прогноза, он у нас тоже есть, и мы считаем, что это возможно, но это требует, конечно, большего роста потенциала экономики.

Про инфляционные ожидания. Инфляционные ожидания людей без сбережений всегда были выше, чем со сбережениями, но динамика их может отличаться в разные периоды времени.

А.Б. ЗАБОТКИН:

В целом по любому показателю, не только по инфляционным ожиданиям, изменения за отдельный взятый месяц не очень информативны. Поэтому мы, когда уточняем прогноз, когда проводим анализ данных, все-таки анализируем какие-то более устойчивые тенденции, усредненные за несколько месяцев.

Конкретно по вопросу, который задал Денис: действительно, в августе произошло снижение инфляционных ожиданий респондентов без сбережений, но они очень сильно выросли в июле. Такой подъем был вполне ожидаем с учетом масштаба индексации тарифов на ЖКХ, к которым эта группа населения более чувствительна в своих оценках. То есть август — это просто компенсация волатильности, которая была в июле в противоположном направлении. Но и для той и для другой группы населения, если посмотреть за последние 3 месяца, то в целом тенденция по инфляционным ожиданиям была несколько повышательная, чего не должно происходить при достаточной жесткости денежно-кредитных условий.

ВОПРОС («Независимая газета»):

Все-таки хотелось бы вернуться к некоторым деталям о рисках переохлаждения. Вот скажите, пожалуйста, по вашим данным, с каким временным лагом российская экономика в целом реагирует на повышение ключевой ставки? И нет ли все-таки такого риска, что в условиях, когда экономика еще в полной мере не отреагировала на предыдущие ужесточения, что довольно частое повышение ключевой ставки приведет к негативному накопленному эффекту и к тому, что все-таки переохлаждение случится так или иначе?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

В полной мере наше решение по ключевой ставке транслируется в инфляцию в течение 3–6 кварталов, мы оцениваем так. Но это не значит, что в первые месяцы этого влияния нет. Мы, кстати, видим, что, когда мы раньше принимали решение по ключевой ставке, проходило до нескольких недель, прежде чем банки меняли ставки по депозитам. По кредитам я даже не говорю. Сейчас это происходит гораздо быстрее. И это влияет на сберегательную активность людей. То есть быстрее переносится потом на цены. Безусловно, эффект тех решений, которые были до сегодняшнего дня, не полностью реализовался. Мы это прекрасно понимаем. Мы понимаем, что есть лаги. И мы это учитываем в наших решениях.

ВОПРОС (финансовый портал Bankiros.ru, Нижний Новгород):

При сохранении текущих требований Центробанка к банкам по кредитованию населения какая должна быть ключевая ставка, чтобы среднерыночная нельготная ипотека вернулась к уровню 8%? И достигнем ли мы этого уровня в ближайшие 5 лет, если все пойдет по плану и инфляция опустится до уровня вблизи 4%?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Ипотека — это долгосрочный кредит, и долгосрочные ставки определяются не столько уровнем текущей ставки, сколько ожиданиями и банков, и заемщиков относительно того, какая будет инфляция, какая будет ключевая ставка на протяжении всего этого цикла, пока живет кредит. Предположим, что мы бы сегодня снизили ставку до 1%. Это не приведет к аналогичному снижению, например, ставок по депозитам или доходности ценных бумаг, то есть рыночных ставок. Потому что, задумайтесь, если бы мы снизили ставку, вы лично бы согласились разместить свои сбережения на депозит, скажем, под 3%, ожидая, что инфляция будет другая, что инфляция превышает 9%? Я не думаю, что кто-то бы стал размещать. Соответственно, так будут действовать и другие вкладчики. А ставки по кредитам должны быть выше, чем ставки по депозитам. Потому что банки не будут работать себе в убыток. Поэтому главным условием для того, чтобы ставки по долгосрочным кредитам снизились, нужно, чтобы была низкая, предсказуемая инфляция. Не только в текущий момент, но чтобы у рынка было доверие, что инфляция будет низкой на протяжении того периода, 10—15—20 лет, на который выдается ипотечный кредит.

И поэтому для нас принципиально важно быстрее вернуть инфляцию к цели и, действительно, показать, что, если даже инфляция отклоняется от цели в условиях шоков, внешних ограничений, Центральный банк возвращает инфляцию к цели. И я напомню (я этот пример часто привожу, когда говорят о последствиях завершения безадресной льготной ипотеки под 8%): у нас приблизительно такая ставка была рыночная, когда у нас инфляция некоторое время держалась около 4%. И рыночные ставки были абсолютно доступными. Поэтому для нас очень важно вернуть инфляцию к цели. Ключевая ставка, соответственно, будет близка к нейтральной, и это позволит развиваться рыночной ипотеке.

ВОПРОС (газета «Московский комсомолец»):

Проблемы с платежами возникли не только с Китаем, но и с другими дружественными странами, в том числе с Арабскими Эмиратами, Турцией, и даже иногда возникают проблемы с партнерами по СНГ. Особенно усилились проблемы после принятия в декабре 2023 года соответствующего постановления Минфина США. При этом прошло уже много месяцев, проблема не решена. Соответственно, планирует ли Банк России какое-то решение данной проблемы, учитывая, что в октябре будет саммит БРИКС в Казани? Если планирует, то какое оно будет? Будет ли это, учитывая анонс запуска цифрового рубля, связано с этой частью? Или, может быть, цифровые валюты, или что-то еще. Как вообще планирует регулятор запускать что-то свое? Будет ли это что-то как между Китаем и Ираном?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Я понимаю, что вопрос с трансграничными платежами волнует всех. И безусловно, вопрос нахождения разных механизмов трансграничных расчетов в фокусе наших действий. Но по понятным причинам я не могу говорить здесь о конкретике. Я могу сказать, что мы со всеми партнерами работаем и в двухстороннем формате, и в многостороннем формате. То, о чем вы сказали, в рамках БРИКС. И да, есть перспективы в использовании цифровых финансовых активов, цифровых валют центральных банков. Мы к этому готовы, но важно, чтобы мы нашли здесь взаимопонимание с нашими партнерами.

ВОПРОС (ИА «ФедералПресс», Свердловская область):

 Эксперты полагают, что сегодня главным риском, который может привести к массовому банкротству компаний, как мелких, так и крупных, стала недоступность дешевых заемных денег. Так ли это, по вашему мнению?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Нет, я повторю: мы не ожидаем массовых банкротств из-за недоступности дешевых денег. Качество обслуживания кредитов остается хорошим, доля так называемых плохих кредитов остается низкой. Еще раз скажу: она на уровне 5%. И не только доля так называемых плохих кредитов остается низкой, мы смотрим и на динамику реструктуризации кредитов. Когда компаниям тяжело обслуживать кредиты, они просят банки их реструктурировать. Банки часто идут навстречу. И вот доля таких реструктуризаций не растет и остается очень маленькой, доля реструктурированных кредитов сейчас около 2% портфеля. Это такой средний уровень с начала 2023 года, поэтому мы по этим индикаторам не видим проблемы. И большинство заемщиков имеют действительно хорошее положение. Напомню: прибыли были высокими и сейчас остаются достаточно высокими. Данные отчетности публичных компаний, которые мы видим, говорят о том, что в целом компании сохраняют финансовую устойчивость. Да, определенные проблемы могут возникать, они могут возникать у компаний, которые вели, можно сказать, неразумную политику по слишком большому наращиванию долга. Это неустойчивые темпы роста. И мы говорим о том, что можно прибегать к возможностям рынка капитала для того, чтобы привлекать не только заемные средства, но и акционерный капитал для развития.

ВОПРОС (проект «Деньги не спят»):

Общаясь с частными инвесторами, многие сейчас предпочитают вместо вложения в фондовый рынок — депозиты. Соответственно, когда мы придем к циклу снижения ставок, есть риск развития второго цикла инфляции, потому что многие деньги с депозитов могут перекладывать уже в реальную экономику, покупая те или иные товары или услуги. Как вы оцениваете данный риск и есть ли какие-то идеи по стабилизации данного риска?

И второй вопрос касается рынка застройщиков. Мы видим, что завершение «Льготной ипотеки» остудило данный рынок, застройщики действительно отчитываются о более слабых продажах. Насколько данный сегмент устойчив? Как чувствуют себя застройщики с точки зрения финансовой устойчивости? А самое главное: ожидать ли нам, населению, снижения цен на квадратные метры?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается первого вопроса, да, мы видим, что появился в обсуждениях, в дискуссиях так называемый навес сбережений. Упрощенно логика в этих дискуссиях такая: сейчас высокие ставки — люди сберегают, ставки снизятся — и эти сбережения хлынут на рынок, и опять взлетит инфляция. Мне кажется, это совсем неуместно.

О навесе сбережений, которые могут хлынуть на рынок, например, говорили во время ковида в западных странах, когда дали людям достаточно много денег, а потратить они их не могли из-за ограничений. И когда эти ограничения были сняты, это отложенное потребление вылилось на рынок. У нас такой проблемы нет.

Понимаете, сбережения всегда есть. Можно, конечно, предположить, что ставка резко уйдет вниз, и все эти сбережения пойдут в потребление, но это будет означать совсем неразумную денежно-кредитную политику. Это то, чем мы, по сути, управляем через ключевую ставку. Поэтому, на наш взгляд, этого риска нет, и мы постоянно анализируем склонность к сбережениям, потребительскую активность для того, чтобы все было сбалансировано, и для того, чтобы развитие приводило как раз к относительно низкому уровню инфляции. Такого риска не видим.

Что касается риска застройщиков, тоже важный вопрос. Мы анализируем риски финансовой стабильности, анализируем финансовое состояние заемщиков и в том числе строителей. На наш взгляд, оно достаточно устойчивое. В компаниях может различаться ситуация. Да, есть более устойчивые, скажем так, есть те, у которых некоторые проблемы. Но в целом финансовое положение застройщиков устойчиво с учетом той подушки, которая была создана за счет хорошей конъюнктуры предыдущих лет для застройщиков.

Что касается снижения цен на жилье, действительно, цены на жилье выросли опережающим образом. Это было, на наш взгляд, одним из следствий длительной программы безадресной льготной ипотеки. Подстройка цен не будет происходить сразу, мы это понимаем. Но вот что уже происходит, мы видим, что почти в трети регионов снижаются цены сделок на первичном рынке жилья. Это уже некоторый показатель. Понятно, что разрыв между ценами на первичном и вторичном рынке остается еще высоким, и он тоже будет только постепенно уходить. Здесь, к сожалению, невозможно ждать каких-то моментальных результатов. Но важно, на наш взгляд, что сбалансированный рост ипотеки должен приводить именно к повышению доступности жилья. Не к доступности ипотеки по процентной ставке, а к доступности жилья — это самое основное.

Спасибо за ваши вопросы!

Save as PDF